Собор преподобных Оптинских Старцев. Как свеча от свечи…

Оптина Пустынь… Здесь присутствует особая благодать Божия. Возвращаясь из обители, паломник уносит с собой и духовный, и зримый образ Оптины – красоты ее внутренней, красоты внешней.

И эти благодатные впечатления таинственно преумножают в чутком сердце веру в Бога.
Чудесны и духоносны были многие русские православные обители, но Оптина Пустынь сияет среди них необыкновенным небесным светом. Как свеча от свечи возгорались в ней друг от друга Божиим произволением великие богоносные души Оптинских прозорливцев – от иеросхимонаха Льва до скончавшегося в северной ссылке в 1931 году иеромонаха Никона.
Народ издавна знает и любит Оптину с ее благодатным Иоанно-Предтеческим скитом. Люди всегда теснились к Старцам, взыскуя у них правды Божией, живительного и благодатного слова, защиты от бед, исцеления от душевных и телесных недугов.

Бывало, монахи проживали здесь долгие годы жизни, и потом их принимала монастырская земля… Что же, разве привыкали они к окружающей их красоте так, чтобы уже и не замечать ее? Нет, нет, – их души глубоко любили все то, что сотворено Богом, их радовала здесь даже всякая малость. Это можно увидеть и из следующего повествования о том, как милостью Божией Оптина Пустынь, старинный, но угасающий монастырь, возродился и на целое столетие стал настолько велик, что весь мир мог бы напитаться его духовными дарами, если бы пожелал.

В 1796 году преосвященный Платон (Левшин), имевший тогда титул митрополита Московского и Калужского, объезжая свою огромную епархию, обратил внимание на местоположение Оптиной Пустыни, которая, как тогда казалось, почти окончательно угасла. Ее закрывали, объединяя с Белевским Спасо-Преображенским монастырем (с увозом не только имущества, но и с разборкой строений, даже ограды), потом, по ходатайству местных дворян, снова открыли. Но средств у нее не было никаких, едва хватало на хлеб троим насельникам, из которых один – слепой 90-летний старец… Однако Владыка увидел, что это место очень удобно для устроения общежительного монастыря по типу Николаевского на реке Пешноше возле Дмитрова.
Река Жиздра, весьма полноводная (а в весеннее разлитие вод – едва не целое море!), как бы отсекала обитель от города, от мира. А за ней величественным строем поднимались к небу сосны, охватывая монастырь с трех сторон. На вечернем закате, в тишине, золотые краски постепенно меркли… Все дышало молитвенным покоем… Дивная была картина!

За потемневшей жердяной изгородью возвышался небольшой каменный храм с голубым куполом, усеянным золотыми звездочками, – Введенская церковь. Рядом стояло несколько покосившихся деревянных строений – келлии, хозяйственные помещения… Все было бедно, темновато и мрачно, а кровля храма протекала: часть ее сорвана бурей, чинить же не на что… У Владыки даже сердце защемило от этой картины.
Вернувшись в Москву, вызвал владыка Платон к себе игумена Пешношского монастыря архимандрита Макария, старца, убеленного сединами, и спросил, нет ли у него такого рассудительного и хорошей молитвенной жизни монаха, который мог бы поднять и благоустроить погибающую Оптину Пустынь. Старец-архимандрит подумал немного и ответил:

– Да у меня нет таких, Владыко святый… А вот разве дать тебе огородника Авраамия?
Этих слов было достаточно. Как ни пытался отец Авраамий, иеромонах, уклониться «по нездоровью» от такого назначения, но советы двух тогда известных старцев – Голутвинского отца Самуила и Пешношского отца Ионы – убедили его «не уклоняться от звания Божия». Тут уж он оставил все сомнения и поспешил в определенное ему новое место.

«Не было полотенца рук обтирать служащему, – говорил отец Авраамий, – а помочь горю и скудости было нечем; я плакал да молился, молился да плакал…» Но надо было что-то делать! Через два месяца, не видя ниоткуда помощи, отец Авраамий поехал в Пешношу, думая молить отца архимандрита о снятии с него непосильной тяготы. Но тот, встретив его с любовью, выслушал, а потом велел келейнику запрячь тележку.

– Садись, – пригласил он отца Авраамия, – поедем.
– Куда это, батюшка? – чуть не с испугом спросил тот.
– Есть добрые люди. Я не часто прошу, но знаю – пустыми не вернемся.

Дня три или четыре они объезжали знакомых отцу архимандриту помещиков Дмитровского уезда и вернулись уже на двух повозках: обе были нагружены множеством необходимых для обители вещей. Приехав, отслужили благодарственный молебен. После него отец архимандрит обратился к насельникам своего монастыря:
– Отцы и братия! Кто из вас пожелает ехать с отцом Авраамием для устроения вверенной ему обители, тому я не только не препятствую, но с любовью благословляю на сие благое дело!
Когда человек десять вызвалось ехать в Оптину, отец Авраамий даже заплакал от радости и земным поклоном благодарил старца архимандрита и готовых на труды в новом месте братий. А там, спустя несколько дней, двое молодых людей пришли к отцу Авраамию просить пострижения. А как постригать тогда было трудно и не сразу это делалось, – он их взял пока трудниками.