ПРЕВОСХОДНОЕ ЦЕЛОМУДРИЕ

 «Еще не перестал он говорить [в уме своем], и вот, вышла Ревекка, которая родилась от Вафуила, сына Милки, жены Нахора, брата Авраамова, и кувшин ее на плече ее; девица была прекрасна видом, дева, которой не познал муж» (Быт.24:15–16).

Для чего говоришь ты мне о телесной красоте? Для того чтобы ты узнал ее превосходное целомудрие, чтобы убедился в ду­шевной красоте ее. Дивно целомудрие; но оно гораздо удивитель­нее, когда соединяется с наружною красотою. Поэтому, намере­ваясь повествовать нам и об Иосифе и его целомудрии, Писание прежде упомянуло о телесном его благообразии, сказав: «Иосиф же был красив станом и красив лицом» (Быт.39:6), а потом рассказало и о целомудрии его, показывая этим, что красота не вовлекла его в разврат. Подлинно, не красота – при­чина блудодеяния, и не безобразие – причина целомудрия. Многие из женщин, блиставшие телесной красотою, еще больше бли­стали целомудрием; а другие, некрасивые и безобразные, были еще безобразнее душою, осквернив себя бесчисленными блудо­деяниями. Не природа тела, а произволение души бывает при­чиною того и другого.

Не напрасно Писание дважды называет ее девою. Сказав: «девица была», оно прибавило: «дева, которой не познал муж». Так как многие из девиц, сохраняя тело свое нерастленным, имеют душу исполненную великого разврата, украшаются, чтобы привлечь к себе отовсюду толпы поклонников, и обольщают взоры юношей, строя им козни и вовлекая их в пропасти, то Мо­исей, желая показать, что она не была такова, но была девицею в обоих отношениях, по телу и по душе, говорит: «девица была;… дева, которой не познал муж». Между тем у ней было много поводов, по которым она могла быть познанною мужчинами: и во-первых – ее красота телесная, во-вторых – образ ее занятий. Если бы она постоянно сидела в женских покоях, как нынешние девицы, никогда не выходила на площадь и не оставляла родительского дома, то никакой похвалы не составило бы сказать о ней, что «которой не познал муж». Но когда ты видишь, что она выходила на пло­щадь, будучи вынужденною ежедневно однажды, дважды и бо­лее ходить за водою, и при всем том осталась незнаемою ни­каким мужчиною, тогда можешь видеть в этом особенную похвалу ей. В самом деле, если иная девица, не много раз выходя на площадь, в сопровождении многих служанок, и притом, будучи не хороша собою и безобразна, часто теряет чистоту нравов от этих прогулок; то эта, ежедневно одна выходившая из родительского дома, и не только на площадь, но к источ­нику для черпания воды, где необходимо стекались и многие другие, не достойна ли великого удивления, когда она не испор­тилась нравами ни от частых выходов, ни от красоты лица, ни от множества встречавшихся, и ни от чего другого, но оставшись нерастленною и по телу и по душе, и сохранив целомудрие лучше тех, которые сидят в женских покоях, пребыла такою, какой ищет Павел, когда говорит: «быть святою и телом и духом» (1Кор.7:34)? «Она сошла к источнику, наполнила кувшин свой и пошла вверх. И побежал раб навстречу ей и сказал: дай мне испить немного воды из кувшина твоего. Она сказала: пей, господин мой. И тотчас спустила кувшин свой на руку свою и напоила его. И, когда напоила его, сказала: я стану черпать и для верблюдов твоих, пока не напьются [все]. И тотчас вылила воду из кувшина своего в поило и побежала опять к колодезю почерпнуть, и начерпала для всех верблюдов его» (Быт.24:16–20).

Велико гостеприимство этой женщины, велико и целомудрие; то и другое весьма ясно можно видеть как из действий, так и из слов ее. Видишь ли, как ни целомудрие не вредило го­степриимству, ни гостеприимство не растлевало целомудрия? В том, что она не первая подошла и не сама начала разговари­вать с мужчиною, обнаружилось ее целомудрие; а в том, что она не отказала в просьбе и не уклонилась, обнаружилось гостеприимство и великое человеколюбие. Как в том случае, если бы она первая подошла и стала разговаривать с ним, ни­чего не говорившим, она показала бы наглость и бесстыдство, так в том случае, если бы она отказала ему в его просьбе, обнаружила бы жестокость и бесчеловечие. Но она теперь не сде­лала ни того ни другого: ни повредила гостеприимству для цело­мудрия, ни уменьшила достоинства целомудрия для гостеприим­ства, но всецело явила ту и другую добродетель, показав ожи­данием просьбы целомудрие, а услугою после просьбы – невыра­зимое гостеприимство. Подлинно, было знаком невыразимого госте­приимства то, чтобы доставить не только просимое, но предложить еще нечто больше просимого. Хотя предложенное ею была вода, но она только в этом и была властна тогда. А об гостеприим­ных обыкновенно судят не по драгоценности данного, но по возможности, с какою они дают.

Так Бог похвалил и по­дающего чашу холодной воды, и о той, которая положила две лепты, сказал, что она положила больше всех, потому что поло­жила тогда все, что имела. Так и эта угостила доброго человека тем, больше чего не могла предложить ему. Не напрасно прибавлены слова: «тотчас» и «побежала» и тому подобные, но чтобы ты видел усердие, с каким она делала дело, не против воли, не по принуждению, не с досадою и негодованием. А это не ма­ловажно. Часто и мы просили прохожего, идущего с факелом, на несколько времени остановиться, чтобы нам зажечь, или несущего воду, чтобы нам напиться, но он не соглашался и отказывал с негодованием; а она не только наклонила для него водонос, но и для всех верблюдов налила воды, предприняв такой труд и с великой охотою исполнив телесное служение, по гостеприимству. Не дело только, но и готовность служит до­казательством ее добродетели; и человека незнакомого и в первый раз встретившегося тогда она называет господином Как свекор ее Авраам не спрашивал прохожих: кто вы и откуда, куда идете и откуда пришли? – но просто собирал плоды гостеприимства, так и она не сказала: кто ты, откуда и для чего пришел? – но, собирая обильные плоды гостеприимства, оставила все постороннее. И как торгующие драгоценностями и получаю­щие золото домогаются только одного, как бы получить выгоду от имеющих деньги, а не стараются разведывать об них, так и она заботилась только об одном, как бы собрать плоды гостеприимства, как бы получить совершенную награду. Она хо­рошо знала, что чужестранец стыдлив больше всех и потому имеет нужду в великой приветливости и непытливой скромности; и если мы станем расспрашивать его и разведывать, то он тяготится и уклоняется и приходит с неудовольствием. Поэтому ни она не поступила так с этим человеком, ни све­кор ее не поступал так с странниками, чтобы не отогнать добычи, но старался только услужить прохожим и, приобретши чрез них те плоды, каких желал, потом отпускал их.