В. Нестеренко: «Рисуя святых, мы тем самым проникаемся их жизнью…»
28 февраля исполняется 50 лет со дня рождения выдающегося русского художника Василия Игоревича Нестеренко, в творчестве которого Святая Гора Афон уже много лет занимает особое место. Именно ему выпало к 1000-летию русского монашества на Афоне расписать восстановленный храм Старого Русика на Святой Горе.
По случаю юбилея художника в Центральном выставочном зале «Манеж» в Москве открылась выставка работ Василия Нестеренко, на которой представлены сотни живописных и графических произведений мастера. 23 февраля 2017 года выставку посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.
Поздравляя Василия Игоревича с 50-летним юбилеем, предлагаем читателям портала «Русский Афон» интервью с ним, которое он дал изданию Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря «Душеполезный собеседник» и в котором он делится своими впечатлениями и переживаниями от работы на Святой Горе Афон.
– Василий Игоревич, расскажите пожалуйста о той работе, которую Вы делали в скиту Старый Русик – в этом древнем центре Русского монашества на Афоне?
– Это была невероятно сложная, трудная и интересная задача, которую нужно было выполнить за очень короткое время. Я уже сталкиваюсь не раз с храмовыми росписями, и на личном опыте знаю, что то, что на первый взгляд совершенно невозможно сделать человеческими силами, – возможно с Божьей помощью. И это в полной мере иллюстрируется здесь – на Старом Русике. Не было времени на ошибку даже, потому что ее некогда исправлять. Все нужно было делать быстро и четко.
Значимость этого места огромна, о нем знают на Руси практически все воцерковленные люди. Соответственно, велика и ответственность. Пантелеимоновский храм Старого Русика стоял почти сто лет не расписанным. Как освятили его в 1920 году, так без малого 100 лет он стоял не расписанным. Я хорошо помню то время, когда здесь был лес и посреди леса в зарослях стоял в общем-то полуразрушенный скит. Необходимо было решить сложный вопрос: как совместить пустынность скитского храма, находящегося в лесу, в глуши, с его величием и исторической значимостью. Перед нами стоял вопрос: какое чувство должен человек испытывать, войдя в этот храм? Вот например, когда входишь в храм Христа Спасителя, чувствуешь, что он как вселенная огромная. Есть храмы, где иное ощущение. Здесь нам хотелось совершенно конкретную вещь донести: «тихая радость». Это сложное понятие. Сказать легко, но добиться сложно. Этот храм монашеский, и не просто монастырский, а Афонский. Строй росписи должен навеять тихую радость молящимся здесь. Вместе с тем, роспись должна отразить торжество и величие православия и русского духа. Необходимо было также учитывать, что храм находится в греческой среде. Но в тоже время он – русский. Он и построен в русском стиле, а потому и расписан должен быть в таком же стиле. Надо было сделать так, чтобы корреспондировались стили. Ни в коем случае нельзя было отрываться и противопоставляться.
– Получается, что храм как бы подчеркивает вселенское значение Афона?
– Конечно. Когда, например, делался купол, специально изображению Пантократора были преданы черты византийские. В образе Игумении Афонской, хотя она и написана в русском стиле, все равно присутствуют элементы византийские. Еще один пример – образ Троицы с предстоящими великим старцами Арсением, Иеронимом и Макарием, возродившими Русское монашество на Афоне. Троица – Рублевская, которая является вершиной византийского стиля в русском прочтении. Мы ее повторили специально, чтобы ощущалась связь времен. Вот эти моменты, которые присутствуют везде по храму, являются связующими элементами, подчеркивающими, что приемником великой Византии является православная Русь.
– Не могли бы Вы поделится «секретами», которые заложены в роспись этого храма? Ведь у каждого мастера в каждой работе есть свои «секреты», «зашифрованные смыслы», акценты. Я слышал, например, что звезд в орнаментах изображено ровно 2016.
– Звезды случайно получились. Когда пересчитали, оказалась, что звезд ровно 2016. Что касается росписи, то хочу отметить, что практически все росписи оригинальные, не скопированные, а абсолютно новые. Они, безусловно, все канонические, но прочтение оригинальное. И в этом ценность этого храма. Если говорить о «зашифрованных смыслах», то хотелось бы обратить внимание на фреску избранных святителей в алтаре храма: на ней среди прочих иерархов изображен свт. Иоанн Шанхайский. Это своеобразная дань Русской Зарубежной Церкви за ее поддержку, за ее вклад в сохранение Русского Афона, за поддержку Русской обители и этого скита в частности, в трудное время. Ведь этот храм освящал в 1920 г. митрополит Антоний (Храповицкий) – Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви.
– Есть ли какие-то сюжеты из храма Христа Спасителя, где Вы тоже трудились в числе иконописцев?
– Есть только один сюжет. Я специально брал благословение, чтобы изобразить мой главный сюжет из храма Христа Спасителя – Воскресение Господа. Мы его повторили здесь, как некую ниточку объединяющую. Можно было придумать новую, но специально повторили, как напоминание о храме Христа Спасителя.
В остальном, все фрески – новые, несмотря на ограниченное количество времени. Васнецов, к примеру, разрабатывал и расписывал в течении десяти лет Владимирский собор в Киеве – у него было время. Нам пришлось работать в более жестком и сжатом режиме. Но мы тоже разрабатывали и придумывали новое прочтение. В постоянном контакте со священноначалием Пантелеимонова монастыря многие сюжеты корректировались в процессе совместной работы с монастырем.
– Был ли «конфликт» между творческим началом и благословением? Ведь это довольно не просто для мастера – согласовать свое видение с видением того, кто дает благословение на работу. Как найти тонкую грань между ответственностью специалиста и доверительным христианским отношением к благословению?
– Между творчеством и благословением у нас конфликта не было никакого. Я воцерковленный человек и знаю, что такое благословение, и в чем его благодатная сила. Но в процессе рассуждения, разработки сюжетов, поиска идеального решения, были, конечно же, разные мнения, но лишь только с целью приблизиться к идеалу. Такие рассуждения в процессе работы – это естественно и полезно. Иногда приходилось уступать вопреки своему видению, но впоследствии я убеждался, что то или иное решение действительно было правильным, и храм только выиграл от этого. В тоже время и меня слушали. Надо уметь слушаться и тем, кто выполняет благословение, и тем, кто благословляет. Без взаимного доверия достичь этого невозможно. И я очень ценю тот диалог, который у нас сложился с монастырем. Это было соработничество и сотворчество. И лепта монастыря в разработке росписей огромна. Не говоря уже о том, что монастырь предоставил практически идеальные условия жизни здесь.
– В числе ваших работ, какое место будет занимать этот труд в древней Русской обители на Афоне?
– Эта работа может сравниться только с храмом Христа Спасителя. Там тоже год был, чуть меньше, 9 месяцев. Но это было 20 лет назад. К тому же, в храме Христа Спасителя я не отвечал за всю работу. А здесь – весь храм, общая ответственность за все сюжеты и элементы росписи. Поэтому данная работа превосходит по сложности предыдущие. В моей жизни не было такого, чтобы я весь храм вел от начала до конца. Вплоть до каждого орнамента. Я сам орнаменты не делал, но приходилось курировать и корректировать каждый шаг. Вытянуть весь ансамбль росписей – это сложное дело.
– Расскажите пожалуйста о мастерах, которые работали вместе с Вами.
– У нас три главных художника. Кроме меня. Два рисующих художника и один старший над орнаментами. Среди тех, кто пишет – Михаил Полетаев, заслуженный художник России, член-корреспондент Российской академии художеств; в этом храме его кисти принадлежит достаточно много вещей. Он по праву является моим главным помощником и соработником. Второй художник – Виктор Гончаров. Его кисти принадлежат одиночные фигуры по всему храму. А орнаменты делал заслуженный художник России Владимир Павлов. Это тоже уникальная личность. Он расписал 64 храма за всю свою жизнь. Это – 65 храм. Вся орнаментальная часть – на нем, и ему помогали все остальные помощники. Четыре главных мастера, включая меня, и остальные восемь человек – орнаментисты и позолотчики, выполнявшие работы, которые придумывал и вел Владимир Павлов. В целом наш коллектив – это братство.
– А Вы, получается, как бы игумен?
– Нет, это слишком. Я – первый среди равных. Так скажем. У нас был художественный совет. Все высказывались, и даже молодые 8 человек. Потом принималось решение. Но мы никогда не голосовали, потому что это – не правильно, с точки зрения христианского братства. Нужно убедить всех. Должны все быть согласны в едином мнении. Не обязательно в моем. Если у кого-то есть свой аргумент, надо обязательно вернуться к этой теме и обсудить – либо мы пересматриваем свою точку зрения, либо он убеждается и соглашается с нами. То есть нам удалось сформировать некое братство. И даже новички, которые приезжали, вливались в это братство. Мы были как одна семья, один коллектив. У нас не было «игумена», это слишком сложно, но был руководитель, которому люди доверяли. Они видели, как я работаю, и также работали все – честно, самоотверженно. У каждого своя работа, но вместе с тем, работа должна была быть сделана так, чтобы у всех богомольцев, вошедших в храм, складывалось бы ощущение, что все сделано – одной рукой и одним дыханием. Здесь личные амбиции должны отойти на второй план и думать надо только о целом. Мы старались придерживаться такой формы ведения работы.
– Вы провели целый год в пустынном скиту. По какому распорядку вы жили?
– Устав был достаточно простой. Еда постная, без мяса. В пост, в отличие от монахов, которые довольно жестко постились, мы питались по более мягкому уставу. Но в пятницу старались не вкушать пищи вообще. Мясо никогда не ели. За все время работы. Утро начиналось у нас с молитвы в храме великомучениц Параскевы, Варвары и Екатерины. Вечерняя молитва у нас тоже была общая поначалу, но потом, в связи с тем, что в разное время заканчивали свои операции, стали вечером молиться по-отдельности келейно. Обед – в 2 часа дня и ужин – в 9. Все остальное время до самой ночи – работа. С 10 часов утра до 2 или 3 часов ночи. Больше 12 часов рабочего дня. И все наши передвижения были: из келии – в храм, и обратно. Поначалу прогуливались, но потом перестали, из-за нехватки времени. Зимой, когда температура в храме была +4, работать было очень трудно. На себя ведь много не наденешь, особенно на руки. Когда температура стала +3, +2, +1 и долгое время держалась, мы поняли, что +4 – это очень даже хорошо. Но зима была довольно теплая и нам относительно легко работалось. Господь по милости Своей сподобил все это совершить.
По воскресеньям мы шли все на службу в монастырь на бдение. Много было моментов, которые мы будем вспоминать всю жизнь. Слава Богу, что мы можем сказать, что мы храм расписали. Мы благодарим Бога, что нам дарована была такая милость – расписать храм в Русском монастыре на Афоне. И самое главное – эта работа принята. Я много видел случаев, когда люди старались, а Церковь не принимает по тем или иным причинам. А здесь это принято.
– Чем является лично для вас возможность потрудиться на Афоне в духовном центре русского святогорского монашества, как для христианина?
– Это счастье, милость Божия. Я благодарю Бога за то, что дал силы и возможность совершить и закончить этот труд, это послушание, довести до конца все задуманное. Это получилось, только по промыслу Божию, помощью Богородицы, св. Пантелеимона и всех святых. Ведь рисуя святых, мы тем самым проникаемся их жизнью. Помощь свыше всегда находилась рядом, иначе этот труд в столь короткое время сделать было бы невозможно. Особенно важны последние точки, последние акценты. Если их не расставить, все звучание будет неполноценным. Полностью ответить, что для меня все это значит я смогу через время.
– Есть ли какая-то фреска в этом храме, которую можно было бы назвать центральной, в которую Вы вложили всю душу, все мастерство?
– Пантократор. И вторая фреска – это западная часть храма, где основатель древнерусского монашества преп. Антоний Киево-Печерский перед отправкой на Русь благословляется собором Афонских старцев, а Древнерусская афонская Свято-Успенская Лавра «Ксилургу» проецируется как бы в Киев, где прп. Антонием была основана Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра. Это символ преемственности от Святой Горы к Святой Руси.
Далее, ниже, – Успенский собор во Владимире и собор Владимиро-Суздальских святых, Успенский собор в Москве и собор Московских святых. Вот эти росписи являются наиболее значимыми в храме. Далее – четверик со всеми росписями.
И, конечно же, Пантократор – это вершина сложности и по композиции, и по исполнению, и по смысловому содержанию. Ведь это изображение Господа, все содержащего и все покрывающего.
Справка:
Нестеренко Василий Игоревич – народный художник России, академик Российской академии художеств, член Союза художников России, автор многочисленных полотен на темы истории и православной духовности. Родился 28 февраля 1967 г. в городе Павлоград на Украине (Днепропетровская область). В 1980 году в возрасте 13 лет поступил в Московскую среднюю художественную школу (ныне Московский академический художественный лицей РАХ) и окончил в 1985 году с золотой медалью. Подготовка к экзаменам проходила в Студии имени Грекова в мастерской заслуженного художника РСФСР Николая Присекина. 1991 — 1992 — дипломная стажировка в Художественном институте Пратт в Нью-Йорке под руководством профессоров Росса Ниара, Фиби Хельман, Френка Линдта. В апреле 1992 принят в члены Американской лиги профессиональных художников (АЛПХ). С весны 1994 — член Международной федерации художников ЮНЕСКО и Международного художественного Фонда. Май 1994 — защита дипломной картины и окончание Московского государственного академического художественного института имени Сурикова с красным дипломом. Февраль 1995 — начало работы над эскизами росписей в Храме Христа Спасителя. Декабрь 1999 — январь 2000 — по приглашению Иерусалимского Патриархата возглавил коллектив художников, работавших над созданием внутреннего убранства тронного зала Иерусалимской Патриархии. Март 2001 — избран членом-корреспондентом Российской академии художеств, май 2001 — избран председателем правления Благотворительного фонда «Творчество». Помимо Храма Христа Спасителя и собора Старого Русика на Афоне, расписывал многие храмы в России и за рубежом.
Душеполезный собеседник, 1(5), 2016. Издание Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря
Источник: http://afonit.info/monitoring-smi/v-nesterenko-risuya-svyatykh-my-tem-samym-pronikaemsya-ikh-zhiznyu
